Сейчас на сайте

Сейчас 7 гостей онлайн

Поиск

Наша целевая аудитория – власть

Интервью председателя «Деловой России» Бориса Титова газете «Ведомости»

У рабочего стола Бориса Титова стоит черная кожаная багажная сумка на колесиках. Титов приходит с ней на работу каждый день: в сумке — четыре тяжеленных тома «Истории Абрау-Дюрсо» до 1919 г. Рукописную книгу он обнаружил в архивах своего завода, сделал фотокопию и теперь штудирует в автомобиле, пока стоит в пробках. Чтобы поговорить с Титовым на какую-нибудь другую тему кроме производства шампанского, приходится приложить серьезные усилия. В интервью «Ведомостям» Титов рассказал и о лоббистских технологиях «Деловой России», и о своей недвижимости за границей.

— В этом году вы возглавили Союз виноградарей и виноделов России. Как вы считаете, есть ли у российского вина шансы выйти на уровень, сопоставимый, например, с чилийским? Или этого не будет никогда?
— Перед выборами в союзе я проанализировал ситуацию и понял: однозначно есть. Более того, я уверен, что по соотношению цена — качество большинство из нас скоро будут выбирать именно российское. Стратегия развития отрасли, правда, еще только готовится, кстати, мы ее решили заказать российской компании Strategy Partners, которая делала стратегию и для «Абрау-Дюрсо» (а еще для правительства Казахстана, между прочим), но сейчас уже могу сказать: Россия имеет все необходимое, чтобы стать вторым Новым Светом — и терруар (почвенно-климатические условия), и школу, и рынок сбыта. В российском виноделии можно восстановить то, чего мы достигли еще к 1913 г., а в последующие годы практически сошло на нет. Кстати, во время горбачевской антиалкогольной кампании мы потеряли около 16% виноградников. А вот в 1990-е гг., во время шоковой терапии, — еще аж 47%! И это без учета бывших советских республик. Основная часть виноградников в России была уничтожена потому, что невозможно было конкурировать со спиртом «Рояль» ценою доллар за литр. Ведь тогда было не до хороших вин: со всеобщим пессимизмом народ боролся с помощью крепких напитков — все это привело к деградации многого, и винной отрасли в частности. Коммерческие предприятия виноделием не видели смысла заниматься, у государственных денег не было, сплошная разруха. Скромное и небыстрое возрождение началось только в 2000 г. Сегодня мы вышли на уровень 64 000 га виноградника в России. А в 1990 г. было 156 000 га.

— И каковы же теперь у наших виноделов планы на будущее?
— Скромно-оптимистические: продолжим понемножку наращивать. В прошлом году мы собрали 298 700 т винограда, в этом году — примерно на 5000 т больше, чем в прошлом. И в следующем году ожидаем примерно такого же роста. Если государство поможет и утвердит предлагаемую нами программу поддержки виноградарства, то результаты могут быть значительно более продуктивными.

— А как дела с потреблением вина в России обстоят сейчас?
— У нас проблема в том, что структура потребления по-прежнему перекошена в сторону крепкого алкоголя. В среднем на душу населения в России приходится 4 л вина в год — и совершенно дикое количество водки. В 2009 г. - 14,3 л на человека, и это только легальной! Выгодно производить водку, даже по ценам 100 руб. за литр.

— А вино производить, что, невыгодно?
— С вином ситуация непростая. Прежде всего, в России производится всего 23 млн декалитров сырья для производства вина. Еще 25-27 млн декалитров - это легальные привозные задекларированные виноматериалы. А вот откуда берутся оставшиеся до 70 млн декалитров общего производства 20 млн, официальных данных нет.

— Откуда же они берутся?
— Тайна, покрытая мраком: остается предполагать, что и незадекларированный виноград, и нелегальные поставки из Грузии и Молдавии, и… просто вода. То есть виноматериалы разбавляют водой, и вы пьете винный напиток, как древние римляне. Остается надеяться, что вода хотя бы кипяченая. Поэтому мы в Союзе виноградарей и виноделов приняли решение, что все члены союза с 2010 г. берут на себя добровольное обязательство декларировать свое сырье. Тем самым мы показываем, что делаем вино из своего или качественного привозного базового вина. Тогда покупателю будет ясно, кто добавляет воду, а кто нет.

— Какие показатели у вашего «Абрау-Дюрсо» — в бутылках и в деньгах?
— В этом году мы продадим до конца года 1 млн бутылок классического шампанского (по технологии «шампануаз») и 11 млн бутылок резервуарного (технология «шармат»). За 2009 г. объем продаж составил 1,4 млрд руб., в этом году ожидается на 25% больше. Вложено в производство на сегодня более 1 млрд руб. — это без учета расходов на покупку акций.

Мы не жалеем средств на реконструкцию производства — сегодня «Абрау», не побоюсь этого слова, уже одно из самых современных производств в мире, при этом ориентированное не на объем, а на качество. Развиваем туризм — реконструировали историческое здание завода, сейчас там музейно-туристический центр, с кино- и конференцзалами, ресторанами и кафе, только что сдали отель «Империал» — Сочи позавидует, я вас уверяю. Уже сегодня у нас бывает больше 100 000 туристов в год, но приезжают они в основном на один день. Наша задача задержать их подольше, поэтому в планах развитие корпоративного туризма, школы виноделия и гастрономии, зазываем молодоженов праздновать свадьбы в Абрау-Дюрсо.

У предыдущих владельцев «Абрау-Дюрсо» финансовая модель была выстроена от текущей прибыли: с каждой бутылки — копеечку прибыли. Мы отказались от этой модели: наш KPI в капитализации, в стоимости акций. Поэтому нам важно качество, позитивная узнаваемость, главная задача — развитие бренда, его стоимость в будущем. Исходя из этого показателя наши инвестиции уже окупились.

— А вы ведь раньше IPO обещали провести в 2011 г.
— Да, но кризис внес поправки: собираемся, как и прежде, но к концу 2012 г.

— Где будете размещать акции — за рубежом или в России?
— В России.

— Вы думаете, здесь акции «Абрау-Дюрсо» будут пользоваться спросом?
— Ну, если уж здесь никто не купит, то там и подавно (смеется). Конечно, «Абрау-Дюрсо» — это национальный бренд, за рубежом его мало кто знает. И покупать его будут российские инвесторы или те, которые знакомы с Россией. Я бы не сказал, что нас сильно беспокоит спрос на акции, у нас уверенные финансовые показатели и известный бренд, больше нас волнует, по какой цене мы сможем разместиться.

— С каким пакетом акций готовы расстаться?
— Вопрос пока не решен. У нас же есть холдинговая компания и ЗАО «Абрау-Дюрсо». В холдинговой компании мы владеем 100% акций, а в ЗАО — 58%, остальные акции у Краснодарского края в лице КГУП «Абрау-Дюрсо»…

— А с губернатором Ткачевым вы не общались насчет выкупа акций у края?
— Постоянно общаемся с его командой, конечно же. Но они пока не решили, как поступать с пакетом. Я думаю, они как раз правильный момент выбирают для выхода. А если мы к IPO вместе компанию выведем, это же совсем хорошо будет для них как хозяев пакета: их акции сразу рыночную оценку получат. Но в любом случае у нас по закону приоритетное право выкупа. Но у нас еще одна тема для разговоров с ними — на КГУП зарегистрировано 100% земли под виноградниками. Всего 1500 га, а реально эксплуатируется около 600 га, причем 170 га из них — это уже новые виноградники, которые мы высадили. Лоза вся наша, а они с нами потом виноградом расплачиваются [со старых виноградников]. Но весь долг выплатить, естественно, не могут, и он постоянно растет. Мы это им как беспроцентную ссуду оформляем. Разумеется, этот вопрос тоже должен быть решен. Мы предлагаем создать новую компанию, в которую они вложат неиспользуемые виноградники, а мы — инвестиции для их освоения. Но пока юридически правильное решение найти сложно. Потому что нет разработанной законодательной основы для инвестиционных соглашений. Пытаемся через «Деловую Россию» что-то изменить в законодательстве, но пока что процесс продолжается.

— А у кого из производителей шампанского акции на бирже сейчас торгуются?
— Laurent Perrier, Lanson, например. По объему капитализации они, конечно, гораздо больше «Абрау-Дюрсо». Но мы считаем, что наши объемы уже вполне позволяют выйти в конце 2012 г. на биржу с целью зафиксировать капитализацию 200 млн. Но для этого надо еще серьезно поработать. Сейчас мы консолидируем все активы нашего холдинга по стандартам МСФО.

— Какая сейчас себестоимость производства шампанского в России?
— Производственные затраты без учета маркетинга и проч. ниже 150 руб. за бутылку. При том что наша ниша, как ее определили консультанты из Strategy Partners, — это subpremium, т. е. мы продаем основные объемы нашего шампанского по цене от 500 до 1000 руб. за бутылку на полке. Так что это выгодное дело получается. Между прочим, ориентация на средний класс — это общемировая тенденция: сегмент subpremium самый большой. В США сегодня игристые вина в сегменте $10-30 за бутылку составляют больше 60%. В России он практически не развит, так что мы его с нуля создаем.

— Какова его доля на российском рынке?
— Порядка 2-3%, но растет он примерно на 100% в год. Люди с ростом благосостояния будут переключаться с дешевого шампанского на более качественное. Люди начинают понимать, что лучше купить хорошее шампанское, хоть и подороже, это ведь относительно небольшие и нечастые траты в семейном бюджете.

— И кризис на вашей деятельности никак не сказался?
— Нет, почему же, сказался. Мы падали в 2009 г. Сейчас объем продаж вырос и компенсировал тот провал.

— Вообще, судя по багажной сумке на колесиках, в которой вы возите четырехтомную «Историю Абрау-Дюрсо», и по тому, как вы легко выговариваете «шампануаз», другие проекты вас уже не интересуют.
— Нет, ну, конечно же, «Абрау-Дюрсо» — это целиком мой проект, я им занимаюсь как проектный менеджер! В портфеле группы есть и другие проекты. Но ряд компаний мы продали, от ряда проектов в кризис пришлось отказаться.

— Например, от каких?
— Мы полностью вышли из бизнеса, связанного с минеральными удобрениями, с нефтепродуктовой и химической логистикой, — продали порт Кавказ в 2008 г., перед самым кризисом. Недавно сделали management buy-out на «Тверьполиэфире» — менеджмент выкупил фабрику у нас. Мы остались в птицеводстве, на Ржевской птицефабрике — и очень довольны, этот бизнес развивается и растет. Есть активы в Китае, миноритарная доля в одной химической компании, но мы там также ведем переговоры о выходе. И бизнес по производству базальтопластиков.

— А куда вы вкладываете деньги от продажи активов? В шампанское?
— Да, в первую очередь в шампанское и в перспективе в вино. Видно, что у производства легких алкогольных напитков большой потенциал — эта отрасль не консолидирована и за счет ее консолидации можно получить большую капитализацию. С крепким алкоголем так и происходило. Посмотрите на польскую компанию CЕDC, которая начала деятельность на алкогольном рынке в середине 2000-х — а сегодня это второй по величине алкогольный холдинг в мире. Невероятные темпы роста и консолидации! Но в крепком алкоголе эти процессы уже практически завершены. А виноделие во всем мире сейчас растет быстрее, чем производство крепкого алкоголя. Поэтому мы рассчитываем к 2020 г., а может быть, и раньше сделать холдинг с капитализацией $1 млрд в год. Смотрим на активы, которые можно было бы приобрести, и во Франции в том числе. Хотя вообще-то, казалось бы, идти в Шампань — дело дохлое. Все зарегулировано — цены, отношения между поставщиками и виноделами…

— Тогда зачем же вам шато д'Авиз, который вы приобрели в Шампани?
— Во-первых, для производителя игристых вин присутствовать на родине шампанского, чувствовать атмосферу, сравнивать технологии — это уже важно. Но главное — у нас там стратегия: хотим доказать, в том числе французам, что и у них могут быть новые успешные проекты. Мы видим серьезное будущее в органическом и биодинамическом виноделии. Это когда в отличие от обычной технологии не используются серосодержащие добавки, бентонит, минеральные удобрения — только органические. И возможно развитие такого виноделия как раз только на зарегулированном рынке Шампани. Наш главный энолог Эрве Жестен — один из главных специалистов в биодинамическом виноделии, где даже учитываются фазы Луны… Я пробовал вино, которое Жестен делал по этим технологиям у себя в Шампани, — великолепное вино! А рынок в этом сегменте растет очень быстро, люди хотят пить чистое вино.

— Как вы относитесь к проекту технического регламента для игристых вин? Предполагается, что он запретит российским производителям использовать слово «шампанское» в наименовании своей продукции?
— Да, этого хотят французы. Хотя они здесь на нас не давят и вообще ведут себя как мягкие интеллигентные люди. Сейчас достигнут некий консенсус в этом вопросе, он заключается в том, что, когда техрегламент вступит в силу, производители не будут обязаны использовать слово «шампанское» в названии игристых вин. Сейчас-то они обязаны это делать — по ГОСТу. Даты пока обсуждаются — 2016 г. или 2020 г. К этому году государство снимает с себя ответственность за слово «шампанское». Все отдается на откуп самих производителей. И дальше они должны будут вступать в отношения с Комитетом независимых производителей Шампани (CIVC). И выигрывать в судах, если хотят продолжать использовать слово «шампанское». Наши производители поначалу были настроены резко против, но сейчас, похоже, уже спокойнее относятся. В других странах, где была аналогичная проблема, спада в производстве игристых вин после отмены названия «шампанское» (в Испании — сava, в Германии — sect) не произошло. Наоборот, рост продолжился.
У нас нет проблемы, как называть наше игристое вино, мне тут уже предлагали заменить «шампанское» на слово «Абрау».

— То есть любимый миллионами напиток будет называться «Советское Абрау»?!
— (Смеется.) Ну, как вариант…

— И вы готовы своим брендом делиться?
— Конечно, нет, это шутка.

— Когда у Solvalub был порт Кавказ, вы оценивали оборот вашей группы в $1,8 млрд. А сейчас он какой?
— Сейчас, конечно, значительно меньше. Тогда была торговля — были большие обороты, но с низкой рентабельностью. Сейчас точные объемы продаж я вам сказать не могу…

— То есть они меньше $500 млн?
— Консолидированной отчетности нет, так что объемы продаж не могу назвать, но, конечно, меньше. Зато по капитализации сегодня мы уже, по нашей оценке, больше, чем были в 2008 г.

— Это потому, что у вас дорогостоящие активы на балансе?
— Да, они растут… Скажем, базальтохимия — в нее мы уже достаточно много вложили. Производство барьерных антикоррозионных покрытий и наливных полов на основе базальтовой чешуи — очень перспективное направление. Хотя это типично венчурный проект, начатый на посевной стадии, — в начале был только патент и команда. Идет очень тяжело, мы на этапе опытных производств три печки потеряли. Но в перспективе рынок просто необъятный. Потому что сегодня 60% труб «Газпрома» требуют антикоррозионной обработки — а мы уже зарегистрированы в качестве поставщика «Газпрома». А нефтяные компании и порты — все это наши потенциальные клиенты. Только что закончили делать полы в Туапсинском терминале минеральных удобрений. В Кемерове работаем, в Подмосковье, на «Абрау-Дюрсо» в подвалах делаем такие полы. Это совершенно новое качество полов: они очень эластичные, но при этом держат очень высокие нагрузки, больше, чем любые современные бетонные полы.

Базальтопластик уже прошел первый тур президентской комиссии по модернизации и находится в числе тех [проектов], которые отбирают для финансирования фондом Вексельберга. Мы можем разместить десятки базальтохимических производств на территории России. К тому же мы не только производим сами покрытия или смазки — у нас подготовлены бригады специалистов, которые их и наносят.

— В кризис у Solvalub были финансовые потери, margin calls?
— Нет, мы не потеряли ничего. Мы же относительно небольшая бизнес-группа.

— И такой собираетесь оставаться и в дальнейшем? Вот ваш коллега по «Деловой России» Сергей Генералов входит в список Forbes, а вы нет. Не обидно?
— Есть чуть-чуть. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Любой бизнесмен стремится расти. Наверное, и в список Forbes нужно войти, это для бизнесмена как «Оскар» для кинорежиссера.

— А войти в рейтинг хотите как шампанист?
— В первую очередь — да. Но цель-то я вижу не в том, чтобы быть в этом списке, а в том, чтобы сделать интересный для меня и других проект с высоким результатом.

— Раньше, когда вы занимались нефтетрейдингом, у Solvalub были кредитные линии в зарубежных банках. А сейчас?
— У «Абрау-Дюрсо» два основных кредитора — сама группа SVL и Сбербанк . Сбербанк, конечно, [как кредитор] больше, задолженность перед ним сейчас около 600 млн руб. Даже есть кредит на семь лет на закупки оборудования. Мы не перекредитованы, по коэффициентам все нормально. Но это не значит, что мы закрыты для работы с другими банками. Сегодня в переговорах и с российскими, и с западными, даже с международными банками.

— Как вам новый мэр Москвы? Понравился?
— Ну как же может не понравиться человек, который организовал для нас [«Деловой России»] такую встречу с премьером (в августе Владимир Путин встречался с руководством «Деловой России». — «Ведомости»)! Это ведь Сергей Семенович Собянин, еще когда был руководителем аппарата правительства, принял решение, что встреча нужна. Исходя из тех экономических дискуссий, которые у нас были на этапе подготовки, мы в нем почувствовали родную душу. Хотя с ним непросто, конечно, он такой tough man, но по своим убеждениям он рыночник. Как и мы, за развитие бизнеса, конкуренции, но одновременно он понимает, что без сильного и эффективного государства, которое бы стимулировало развитие и создавало правила игры, мощной экономики не построишь. Но и мы за это. В целом он как человек ближе к новой формации, чем к планово-распределительной (вернее, перераспределительной) экономике, которая была до него в Москве.

То, что он будет делать в Москве, — дикая по сложности задача, тем более что в инфраструктуре все настолько запущено… Ну как сегодня решить проблему пробок в Москве, где каждый сантиметр в центре уже задействован? Мы в «Деловой России» смотрели на эту проблему — получается, что для этого нужны проекты стоимостью не меньше $40 млрд.

— Ничего себе! Что это за проекты такие?
— Тоннели в центре, например, как в Париже. Или над землей строить.

— А может, дешевле снести то, что при Лужкове понастроили на резервных полосах?
— В Китае так можно, у нас нет. Все же в частной собственности. Поэтому самое легкое, что можно сделать, — вынести политическую функцию из Москвы. Как это было сделано в Казахстане, в Бразилии, в других странах. Причем всех этих разговоров, что из соображений безопасности надо за Урал столицу переносить, в Сибирь, — я не понимаю. Случись что, ракета в любой точке достанет. Надо с экономической точки зрения смотреть, что выгодно, и делать, как мы предлагаем.

— А что выгодно?
— А выгодно перенести столицу в Тверь, например. Две коммерческие столицы, а Тверь практически посредине. До Москвы вообще 45 минут на скоростном поезде. К тому же вокруг Твери медвежий край, осваивать его и осваивать. Леса, озера, природа прекрасная… Другого пути, более эффективного, сегодня нет.

— Думаете, согласятся на это федеральные власти?
— Я не уверен. Но шансы есть. Мы же вообще-то предлагали это [президенту Дмитрию] Медведеву на встрече с оппозиционными партиями, от «Правого дела». Он так задумчиво сказал тогда: «Ну, это надо подумать…»

— Ну и как, подумал?
— Вот не знаю. А насчет Собянина… Мы вчера встречались с ним. Упор делали на развитие инновационной экономики. В Москве ведь есть Московская венчурная компания, там толковые ребята — но денег им при прежней власти давали мало, а то, что давали, потом жестко обрезали. Старая гвардия сильно их ограничивала в плане возможностей. В Москве есть огромная инфраструктура в виде индустриальных парков и бизнес-инкубаторов — здания, площадки, которые построены просто под политический лозунг, а сегодня стоят без дела. А чтобы они окупались, нужны частные управляющие компании. Есть предложения и по организации движения и парковок. Ведь сегодня можно использовать опыт частных компаний для решения этих проблем — например, сервис «Яндекс-пробки». Он никак не учитывается госорганами, которые регулируют дорожное движение в Москве. А ведь можно было бы транслировать эту информацию в режиме онлайн на информационные табло, к примеру. Мэр согласился. Он также поручил нам вести мониторинг ситуации с прозрачностью административных процедур — таких, как тендеры, выдача лицензий, электронные торги. В общем, всего,что связано с отношениями между бизнесом и властью. Раз в месяц будем ему сообщать результаты мониторинга.

— А вы согласны, что существующие предпринимательские организации и союзы не являются влиятельными силами? Что они решают?
— Понимаете, неполитические союзы и ассоциации — они лоббируют, что называется, изнутри автомобиля: сидят рядом с водителем и советуют, куда повернуть. Поэтому наша задача — находиться в диалоге, ни в коем случае не выпадать из него. Другие организации, политического свойства, — они лоббируют извне, «облаивают караван». Наша целевая аудитория — власть, их аудитория — народ, который голосует. Поэтому я думаю, что мы со своей задачей справляемся. Два пакета законопроектов по гуманизации экономического законодательства, которые президент недавно подписал, были внесены в Госдуму с нашей подачи, сегодня создаем центр борьбы с рейдерством и коррупцией, власть активно взяла нашу тему развития инвестиционного климата, боремся с налогами, лоббируем развитие несырьевого бизнеса России.

— С одной стороны, гуманизация экономического законодательства происходит, а с другой — Ходорковского собираются приговорить еще к 14 годам заключения.
— Ну, давайте все-таки политику отделять от экономики.

— А при чем тут политика, если он сидит за налоговые преступления? Наши власти всегда это подчеркивали: дескать, все дело в налогах, а не в политике.
— Ну, мы с вами ведь не дети. Дело Ходорковского — это прямое следствие того типа капитализма, который у нас был создан в 90-е, и его перетекания в период «наведения порядка». Другое дело, от хаоса и бардака 1990-х мы мягко перетекли к централизованной бюрократической экономике 2000-х. К экономике, основанной на ресурсной модели, когда произошла практически ее деиндустриализация. Рынка, нормального открытого конкурентного рынка, у нас как не было, так и нет.

Так вот, мы как «Деловая Россия» пытаемся вести диалог, убеждать, действуем в рамках системы и находимся в диалоге с властью. Чего стоили наши недавние многочасовые встречи с председателем правительства, а затем с [министром финансов Алексеем] Кудриным.

А политические вопросы надо продвигать через партии. Только вот с партией «Правое дело» у нас, к сожалению, не получилось. Слишком уж мы, предприниматели, разными оказались с теми, кто пришел из СПС. Мы все демократы, но они левые либералы. По существу, главное в их идеологии — свобода, права человека и как правильно и справедливо раздать. А мы-то о том, как прежде всего создать, заработать, для нас главное — эффективность и здравый смысл. Конечно, мы за демократические свободы, без них не будет эффективного развития, но главное — стабильность и здоровый обеспеченный народ. И кроме того, слишком уж они в прошлое оказались устремлены, в 1990-е. Любой, кто бизнесом занимался в то время, знает, что это время было далеко не рыночное и не демократичное, капитализмом в то время и не пахло. Ну и потом всякие эпатажные политические акции, которые [Леонид] Гозман с командой реализовывал, — типа отправить прах Сталина в Гори. Основательный бизнес этого ведь, знаете, не любит.

— А у нас сейчас вообще подходящее время для основательного бизнеса? Чемоданные настроения, о которых на встрече «Деловой России» с заместителем руководителя президентской администрации Владиславом Сурковым как-то шла речь, — это ведь реальность. Место отмороженных бандитов из 1990-х заняли коррумпированные силовики. Разве это не очевидно?
— Ситуация, безусловно, нерадостная. Коррупция, административное давление на бизнес очень сильное — и формальное, и неформальное. Причем формальное, когда взяткой не отделаешься, возрастает в последнее время еще сильнее. Повышаются тарифы, постоянно растут налоги, проценты по кредитам очень высокие. Затраты по большинству отраслей таковы, что не позволяют бизнесменам работать вбелую. Нефтяную отрасль не берем, конечно, тут случай особый — у них официальная рентабельность 30%, когда в среднем по стране 11,5%.

Но только на нефти далеко не уедешь. Нужна диверсификация экономики, для этого от политики ручного управления 40-50 сырьевыми компаниями и банками нужно переходить к тонкой настройке — стимулированию частной инициативы, широкого разнообразного бизнеса, надо сделать так, чтобы в России было выгодно и безопасно производить, и тогда все заработает. Помните, в 1998 г., после кризиса, как было? Благодаря девальвации издержки резко упали, и на низких ценах на нефть экономика в 1999 г. компенсировала падение, а в 2000-м дала самый высокий прирост ВВП за всю историю — 10%.

— То есть нам, что, нужен новый кризис, чтобы бизнес снова задышал?
— Не кризис, конечно, а продуманная экономическая политика государства в отношении обрабатывающей промышленности. Эта власть — никто не может спорить — легитимна, ее поддерживает большинство народа, и понятно, что на следующих выборах ничего не изменится. Нам не новая власть нужна, нам нужна новая политика власти, и об этом мы с ней ведем диалог и будем вести.

— Но пока что власть и ее политика таковы, что наши предприниматели, как только у них появляются деньги, стремятся обзавестись недвижимостью за рубежом. Просто для собственной безопасности, на всякий случай. Вот как в «Деловой России» с этим? И у вас лично?
— Знаете, каждый бизнесмен волен делать то, что считает нужным, если это в рамках закона, конечно. Так вот: 99,9% членов «Деловой России» — если брать организацию в целом — не имеют недвижимости за границей.

— А вы входите в 99,9% или в 0,1%?
— Я — в 0,1%. Но это моя личная ситуация: я начинал бизнесом в Лондоне заниматься, в 1992 г. открыл компанию там, стал британским налоговым резидентом и, конечно, купил там жилье. И в шато д'Авиз у меня — у [моей] компании — тоже есть недвижимость. Сильно разрушенная, правда. Реставрировать надо это шато (улыбается).

— А чем занимаются ваши дети?
— Дочка учится в университете. А сын был инвестиционным банкиром. Закончил в Лондоне Citi Univercity Business School и сам устроился на работу в инвестбанк. Сначала в Merrill Lynch работал, потом его перетащили в ABN Amro, потом ABN Amro влился в Royal Bank of Scotland (RBS), и сын туда перешел со всей командой. Он успешно занимался размещением облигационных займов для российских и казахских компаний. Но в кризис RBS попал в тяжелую ситуацию, и сын оказался в третьей волне уволенных.

— Что сейчас делает?
— Ну а как вы думаете? У меня работает, конечно. Повезло ему в жизни — есть папа, к которому можно податься, если что. Но вообще, Павел, конечно, инвестбанкир высокого класса, мы ему даже недоплачиваем, наверное. Он у нас директор по развитию, отвечает за шато д'Авиз, за наши размещения…

— А, так вот кто у вас будет проводить IPO «Абрау-Дюрсо»!
— Да, он отвечает за поиск инвесторов и за IPO в том числе.

Просмотров: 583
Комментарии (0)add
Написать комментарий
quote
bold
italicize
underline
strike
url
image
quote
quote
smile
wink
laugh
grin
angry
sad
shocked
cool
tongue
kiss
cry
smaller | bigger

security image
Напишите отображаемые буквы


busy
 
JoomlaWatch 1.2.12 - Joomla Monitor and Live Stats by Matej Koval
Баннер

Барометр ДР

Барометр Деловой России

МодерниЗАция

МодерниЗАция
Ротари Интернешнл